Манси – полагаются на государство, погорельцы возвращаются на пепелище, а жители со всей России обживаются в глуши

Города, поселки, деревушки, стойбища и юрты, живописные реки, колоритные люди, тайга. Северный Урал – особая территория, которая дала приют народности манси, «подарила» жизнь тысячам зеков в десятках лагерей и ставшая домом родным для ссыльных и их потомков. Я давно слежу за этой территорией – одновременно за ее развитием и упадком, процветанием и угасанием. В начале 2015 года вновь отправился за шестьсот километров от Екатеринбурга, в район непуганых зверей, неезженых дорог и вольнолюбивых жителей.

Чем дальше в лес, тем меньше встреч

Минус 42. Машину не глушил всю ночь, чтобы не возникло проблем. С собой – канистра бензина, сухой паек и, на всякий случай, спальный мешок, в общем-то бесполезный при таком морозе. Мы с женой приехали в Североуральск поздним вечером, переночевали в гостинице и поутру выехали в таежные поселки. Город еще жил новогодними впечатлениями, а местные названия погружали нас в сказку. Вот легендарная шахта по добыче руды - «Красная Шапочка», гордость предприятия «СевУралбокситруда», возвышающаяся на окраине на десятки метров и невольно притягивающая взгляды. Вот поселок Баяновка – отсюда открывается восхитительный вид на Главный Уральский Хребет, а курящиеся трубы домов убаюкивают на ослепительном зимнем солнце. От Баяновки в горы километров на сто идет лесовозная дорога. Проискав ее часа полтора, вздохнули и смирились: снегопады, прошедшие пару дней назад, замели ее напрочь. Видно только направление. Поэтому, оставив идею посетить чудо природы Северного Урала – Жигаланские водопады, - мы отправились дальше, вверх по карте.

Ивдель, самый северный город Свердловской области. Здесь пара исправительных колоний, столько же кафе, несколько магазинов и станция, от которой железная дорога змеей уходит в леса в сторону Тюменской области. Еще семь лет назад тогдашний губернатор региона Эдуард Россель обещал, что в рамках глобального инвестиционного проекта «Урал промышленный – Урал Полярный» Ивдель к 2015 году заживет особой жизнью – в первую очередь, благодаря трассе, которая свяжет два региона России. И действительно, в 2006 году автодорогу начали строить, а сегодня с большим трудом «домучивают» последние десятки километров из нескольких сотен уже построенных. Впрочем, люди охотно едут по «северному пути» и зимой, и летом. Несколько десятков километров «грунтовки» никого не пугают, ведь в сухом остатке – выигрыш в пробеге для транзитных грузовиков и путешественников из Центральной России на Север в сторону Ямала и обратно – до сотен километров.

А жители честно ждали, что в рамках проекта разовьется инфраструктура, вот-вот появятся новые рабочие места, увеличится транспортная доступность, в городе будут точки для организации и проведения досуга. Но годы прошли, фуры и впрямь стали активнее ездить по новой трассе, разбивая ее до щебня, но надолго не задерживаясь, а кроме центральной площади у здания мэрии собраться людям толком как не было, так и негде.

Севернее, оставив за спиной ровные и опрятные, впрочем, ряды улиц, а также суровые вышки колонии с бдительными автоматчиками, держим путь на поселок Полуночное. Планировалось, что он станет частью того масштабного проекта – важной железнодорожной точкой для отправки «природных» грузов, которые, по уверениям геологов, здесь в изобилии: руды, уголь, а на границе с Тюменью – «черное золото», нефть. Несколько лет эта идея активно обсуждалась в обществе и в СМИ, но так и осталась не воплощенной. Правда, когда муниципальные власти были уверены, что проект «УП – УП» вот-вот воплотится в жизнь, поспешили выслужиться перед региональными чиновниками, «обрадовав» жителей Полуночного. Впервые за восемь с лишком десятков лет со времени начала развития этих территорий в поселке уложили асфальт!

Полуночное – своего рода граница двух цивилизаций. Позади отголоски того, к чему привыкли жители больших городов – супермаркеты, дороги, связь. Дальше, где асфальт заканчивается, сигнал сотового телефона становится едва заметным и то лишь в отдельных возвышенных частях, радиоприемник замолкает и начинается суровая таежная реальность: следы зверей, заснеженная грунтовка в одну колею и тишина, которая режет слух. Кедры, заполонившие окрестности, скрывают одну из самых суровых в регионе – колонию строго режима «Лозьвинский», где отбывают наказание убийцы, насильники и организаторы терактов. Впрочем, на пути своего долгого, а у кого-то и пожизненного исправления они пару лет назад сделали важное дело: помогли одной из местных православных общин подготовить и собрать сруб храма.

Когда и поворот на колонию мелькнет позади, на дороге на долгое время мы останемся одни. Впереди у нас поселок Северный – он мало чем примечателен, а после него ехать становится еще уже, но это пока и не очень страшно, ведь количество встречных машин близится к нолю. Поворот на колонию-поселение Шипичное, где сегодня проживают то ли 14, то ли 11 человек, проезжаем не останавливаясь – полностью тормозить здесь вообще опасно: можно завязнуть в снегу посреди хмурого таежного леса, без связи и надежд на скорую да и вообще на какую бы то ни было помощь.

Впрочем, это еще далеко не тупик – самое интересное впереди. По белоснежному еловому коридору, который можно увидеть только в такой вот завораживающей глуши, мы едем в таинственные уральские поселки Хорпия и Бурмантово, стоящие на реке Лозьва. Здесь живет мой давний знакомый, «мэр тайги» Виктор Пфлугфельдер, сын некогда сосланного в эти края немца Эмиля.

Старый добрый знакомый

С главой администрации северных поселков мы познакомились восемь лет назад. Деятельный мужик, любящий поговорить о жизни и не залезающий за словом в карман, познакомил меня со вверенными ему мэрией Ивделя краями, живописно поведав и о манси, которых становится все меньше, и об именитых чиновниках, которые приезжают в эти места поохотиться и поразвлечься, и о своем житье-бытье: ловле рыбы, заготовки зверя и грибах-ягодах, растущих здесь в таком изобилии, что местные их не очень-то и собирают.

Его супруга Валентина Алексеевна тогда, в первую нашу встречу, дав мужу высказаться, устроила экскурсию по умирающему поселку. Завела в разграбленную и никому теперь не нужную школу, где когда-то сама училась, махнула на спутниковый телефон, не работающий несколько месяцев, да привела к мансийской женщине Анне Хандыбиной, которая сознательно переехала из таежной юрты в поселок – стала получать пенсию и на нее жить, вызывая у соседей интерес своей прошлой жизнью охотницы и хранительницы семейного очага… Но это было тогда, а что же сейчас?
Тридцать километров пролетели, и вот уж знакомая лесополоса, которая за эти годы ничуть не изменилась – как прошел здесь летом 2007 года смерч, смяв гектары тайги, так и лежат деревья, словно только что скошенные.

Доехали! Когда показался поселок Бурмантово, вздохнули спокойнее, напряжение ушло: если доехали, то и обратно выедем! А если и завязнем в снегу, то без помощи уж точно не останемся. Впрочем, Виктор Эмильевич живет в Хорпии, до которой еще километра три. Оба поселка обитаемы, хотя численность уже тогда, несколько лет назад, здесь неумолимо сокращалась, превращая территории в место для дачников, если уместно называть так труднодоступные поселки в сотнях километров от больших городов.

Ничего не изменилось и у дома Пфлугфельдеров. Все те же две полуразобранные Нивы стоят тут, сложены ровные поленницы дров, какие-то старые моторы и ничейный автоприцеп неподалеку. А хозяев нет. С полчаса прождали мы хоть кого-то, успели проехать по полутора доступным для передвижения улицам, вернулись. И вот в потертом полушубке вышел к нам «Эмилич» - помню, что именно так ласково зовет его супруга.

- Вали нет, - развел он руками. - Все новогодние праздники сын гостил, а сегодня уехал в город. Она – с ним. Может, навстречу Вам попали? У них на прицепе снегоход был. Не видели? Ну да ладно, пойдемте чай пить.

Впрочем, разговор мы продолжили на рабочем месте у Виктора Эмильевича, благо, оно в пяти шагах, напротив его дома – «Отдел по управлению территорией в поселке Хорпия, администрация Ивдельского городского округа». На входе висит почтовый ящик. К спутниковому телефону ведет чуть заметная тропа. Работает! В небольшой комнате – лавки, столы. Все для приема населения – люди идут себя по любому поводу, иной раз даже просто для того, чтобы пообщаться, не одичать.

Узнаю Пфлугфельдера: рассказывать о своих поселках он может бесконечно. Сначала колоритно и не без крепкого словца – о лесных манси, для которых он, что отец родной, а потом еще более сочно – об односельчанах и зачастивших сюда жителях, многие из которых по тридцать да пятьдесят лет назад уезжали в города на заработки, а теперь, словно по зову предков, возвращаются.

Манси на снегоходе

- Мы с мужиками только вчера из лесу вернулись – объезжали мансийские поселения, - начал он свой рассказ. - Объехали юрты, добрались до Лепли – это поселок, который административно расположен в Тюменской области, но живут в нем наши люди, поэтому мы их поддерживаем. От него еще километров восемьдесят «прошли» до Усманьи.

Казалось бы, суровая тайга. Но приезжаешь туда и изумляешься: люди, уставшие от города, обустраивают там себе пристанища на старость: дома шикарные, все под черепицей. Туда тюменцы едут – они люди богатые! Места – райские, девственные. Наткнулись в одном месте на лосиный переход…

По тайге за сутки намотал Виктор Эмильевич со своими спутниками несколько сотен километров на «проходимой» «Ниве». Говорит, где-то в пути машина сломалась, поэтому в шесть рук пришлось ремонтировались. Бедой это не стало – завели мужики машину и снова в путь по лесным дорогам. Благо, снега этой зимой на Северном Урале немного, в сравнении с прошлыми годами, потому и «Нива» легко проходит. Навестил глава поселков почти всех «своих» манси.

На территории Свердловской области всего проживает сегодня 52 представителя этой небольшой коренной народности – речь, конечно, только о лесных манси, ведь в городе и поселках живет еще несколько десятков, но уже «в ладах» с цивилизацией.

- Анна Хандыбина два года назад умерла, - вздохнул вдруг Виктор Эмильевич, и я с грустью вспомнил бабушку Аню, которая принимала меня у себя дома, специально одевшись в национальный костюм.

Не без гордости поведала она тогда, что освоила выпечку хлеба в русской печи, а вот «сапоги из тайги привезла, в них теплее», - показывала женщина унты, стоя на завалинке предоставленного ей для жилья дома.

И все же большинство манси в города и ближайшие к ним поселки перебираться упорно не желают. Зачем? Тут работать надо и отношение, как им кажется, будет уже не такое почтительное, как к людям из леса. И потому предпочитают они жить в тайге – десять лет назад для них отстроили дальний поселок Ушма, где в новых домах они живут, как на дачах, а в юртах проводят время заготовок пушнины, рыбы и не только. Периодически приезжают из леса – сдают грибы-ягоды, соболиные шкуры, но прожить на доходы от продажи, тем более в условиях отсутствия сбыта, вряд ли смогли бы. И потому...

- На шее у государства они сидят, - бойко и уверенно говорит мне о них собеседник. - Власти, желая сохранить этнос, поддерживает их весомо: горючее, купленное за счет областной казны, мы им отвозим или передаем при случае, всех снабдили снегоходами, оружием и патронами, стройматериалами и резиновыми лодками с моторами. И, когда у них появляется в чем-то потребность, едут сами. Если и бросит их государство – проживут! Охота и рыболовство у них в генах заложены! А покрасоваться любя: когда уполномоченная по правам человека в Свердловской области Татьяна Мерзлякова приезжает, рассказывают о себе, просят чего-то. Недавно депутат прилетал к ним на вертолете.

Умирающие поселки... оживают!

Не удивил, а огорошил глава северных поселков: Хорпия, Бурмантово и Вижай, которые, казалось, через пару десятилетий должны полностью исчезнуть с лица земли, несколько лет назад начали вдруг оживать.

- В «Бурме» все дома скупили – благо, они здесь недороги, а землю можно тысяч по десять за сотку взять без препятствий, - рассказывает Виктор Пфлугфельдер. – Один мужик приехал из Якутии, при деньгах. Отстроился прекрасно, живет – не тужит. Все у него есть, а чего нет – за тем едет в город и покупает.

Конечно, ценности жизни здесь совсем другие: в почете не тот, у кого иномарка дороже, а тот, у кого, к примеру, своя дизельная электростанция есть. И то верно: в условиях, когда по нескольку месяцев сидеть приходится без света из-за очередных поломок ЛЭП, которые случаются здесь с незавидной регулярностью – то столбы падают от ветхости, то ветер рвет провода, «свое» электричество в цене!

Но, впрочем, далеко не у всех местных жителей все так радостно и благополучно. Есть в этих поселках несколько семей – он не стал называть их поименно в надежде, что те еще исправятся и за голову возьмутся, – которые живут одним днем. Пьют беспробудно, а на что, не понятно. Посреди дня просыпаются в промерзшем доме, идут к ближайшему забору, доски от него отрывают, печи топят. Больно глядеть на эту разруху в умах жителей главе поселков и потому просит он у мэра Ивделя Петра Соколюка отпустить его с должности. В его жизни от этого, впрочем, мало что изменится – кажется, в крови у него помогать людям, но ответственности все же станет меньше. Шутка ли – с 1992 года он в должности и по-человечески устал, заслужил отдых.

Да и миновало кризисное время, когда особо нужна была властная рука – наполняются поселки приезжими, которые, хотя и не спешат здесь прописываться, отстраиваются активно, в намерении оседать надолго. И хотя статистика пока мало о чем говорит – в Бурмантово постоянно живут 45 человек и 77 жителей в Хорпии, Виктор Эмильевич уверен: дальше будет лучше.

- По осени школьный друг приезжал, грустит, вздыхает, мол, в городе даже в магазине можно купить продукты и отравиться, а здесь, в поселке, воду хоть из лужи пей, ничего не будет, - говорит Пфлугфельдер. – Мы с ним вышли в лес, присели на лужайку, а он меня за плечо трогает, показывает пальцем: дескать, смотри, как ровно деревья растут, будто специально садил их кто-то. Я ему и напомнил, что это мы, когда школьниками были, садили их здесь.

Ну, посмеялись, конечно. А потом задумались: деревья-то по 30 сантиметров толщиной стали, а мы поседели да полысели – вот как жизнь наша пролетела быстро!

Последней точкой нашего пути и местом на севере Свердловской области, до которого можно без особых трудностей доехать на машине, стал поселок Вижай. Это он пять лет тому назад полностью выгорел в результате страшных лесных пожаров, бушевавших тогда на Северном Урале, а ныне восстал из пепла. И не важно, что погорельцам выдали квартиры в городе, не хотят они там жить и потихоньку возвращаются сюда, отстраивая родовые избы. Здесь ни света, ни магазина, ни почты уже много лет нет, с тех пор, как зона, которую обслуживал поселок, закрылась. Но людям все нипочем. Не смущают их ни полчища гнуса и нестерпимую жару летом, ни суровые сорокаградусные морозы зимой. Говорят люди, что все самое нужное у них под рукой: река и лес, чтобы кормиться, запасать дрова и дышать полной грудью, а компанию, с кем можно пообщаться, составляют приезжие туристы.

К слову, одной из первых возродилась здесь турбаза «Вижай», а «Фонд дикой природы Северного Урала» привлекает рыбаков, которым предлагается превосходная рыбалка в диких реках, жизнь в уютных избах на берегу и – свобода.

Вижай, кстати, всегда был точкой старта для групп туристов, которые шли исследовать Северный, Приполярный и Полярный Урал. Отсюда «всего-то» километров сто до легендарного перевала Дятлова, где в феврале 1959 года при загадочных обстоятельствах погибла группа туристов из девяти студентов, а туда, как известно, в последние годы совершается массовое паломничество любителей этой таинственной истории, природы и уральских красот. Глядя на дым из труб и, поеживаясь от холода, мороз по коже идет и от мыслей о том, что поселок, у которого вроде бы и нет никаких перспектив в этой глухомани, не покорился стихии, а разрастается вновь. Виктор Эмильевич, провожая нас в Вижай, желал удачи и не без радости говорил: «Дороги теперь хорошие, люди стали больше ездить, и власти повернулись к нам лицом – отсыпают их летом, чистят зимой. А больше нам и не надо ничего»…

Максим ГУСЕВ,
Свердловская область